1 мая день рождения известного писателя. К юбилею в его родной деревне построен мемориальный комплекс.

Астафьевская деревня начинается со смотровой площадки — скалы над Енисеем. С трехсотметровой высоты Овсянка как на ладони, одинокое пестрое пятнышко на берегу незамерзающей реки, в щедром пространстве сибирской Швейцарии, с ее красными скалами и волнами цепкого леса. Раньше, пока доберешься до вершины, семь потов сойдет, а сегодня можно доехать почти к смотровой и оставить машину на стоянке. Прежде здесь выпивали, закусывали, мусор с горы бросали. Теперь, к юбилею, поставили ограждение, уложили брусчатку, навели марафет. На днях привели сюда заезжего высокого британского гостя в сопровождении губернатора Хлопонина. Валентина Ярошевская, директор лучшего в России краеведческого музея, «подала» англичанину астафьевское родовое гнездо: «Овсянка, сэр!» Губернатор хохотал — чуть со скалы не улетел. Много чего к юбилею тут понастроили. Одна забота теперь: не утащат ли в металлолом «Царь-рыбу» — здоровенного железного осетра, место которому подобрали на площадке между гранитных камней?

Гробовозов потеснили «новые русские»

Астафьевских земляков испокон веку гробовозами называют. На этот счет есть две версии. Во-первых, в старой Овсянке не было кладбища. Гробы на лодках перевозили на другой берег двухкилометрового Енисея. Во-вторых, есть легенда, что овсянские варнаки прятали (хоронили то есть) в домовинах золотишко с приисков. Виктору Петровичу последняя версия нравилась. Сегодня гробовозов разбавили пришельцы из города: рядом со старинными домишками — роскошные коттеджи. Удобно, Красноярск в двадцати километрах, а тут красотища, Енисей у порога… Мемориальный комплекс начал строиться еще при жизни Петровича. По его инициативе в деревне выросла красавица библиотека и восстановлена церквушка, в которой крестили маленького Виктора Петровича. Теперь и на набережной все новое, скамеечки, белый речной камень, а кажется, Петрович по-прежнему сидит на бревне, утопленном во влажную землю. Или гуляет по берегу — с внуками Полинкой и Витей…

Бабушкин дом снесли

Избу Катерины Петровны, героини «Последнего поклона», пришлось снести. Бревна сгнили — труха. К счастью, тетка Астафьева, Анна Константиновна, рассказала в подробностях, где чего стояло. И сейчас в новом листвяжном доме, который назвали «Музей повести «Последний поклон», собраны все его обитатели-манекены: у печки дед Илья Евграфович, бабушка шьет на машинке, на полу играют Витька с братом Алешкой. …Вернувшись в Сибирь, Астафьев купил себе домишко по соседству: бабушкин — не получилось, там жили две семьи. Будь жив Петрович, как бы он пережил снос родного гнезда? Вряд ли спокойно. Но понял бы, наверное, необходимость — терпимости ему было не занимать… 15 миллионов рублей — цена «Музея повести «Последнего поклона». Бывшие хозяева, между прочим, получили за дом две квартиры в Красноярске.

Котенок на кровати писателя

Самый важный объект музейного комплекса — дом на улице Щетинкина, в котором творил Виктор Петрович несколько десятилетий, — Мекка для приезжих президентов, актеров, писателей. Во дворе между двумя кедрами установили бронзовый памятник: Виктор Петрович и Марья Семеновна на лавочке, босые. Работе скульптора Зеленова больше 10 лет, Петрович, говорят, и место сам для нее выбрал, но деревенские смотрят на памятник кисло: — Марья Семеновна Овсянку не любила, стороной объезжала, нас терпеть не могла. Зачем она здесь? — удивляется Галина, жительница Овсянки. Сама Астафьева-Корякина отношения к деревне не скрывает. Из книги «Сколько лет, сколько зим»: «…А я ее никогда не любила и никогда не полюблю, потому что ни одного лета… не проходило не то что в радость, а хотя бы спокойно. Там Виктора Петровича словно подменяют, и он быстро… делается грубым, бесчувственным…» …Сейчас на подворье хозяйничают двоюродные сестры Петровича. Они и раньше помогали. А за грядками ухаживал глухонемой брат Алеша.

— Ну как тут будешь великим? — смеялся Виктор Петрович. — Говорю Алешке, мол, рано картошку окучиваешь! А он мне руку по локоть показывает и мычит: «И-и-тя, о-о-шел на х…!» Худенькая Капитолина Тимофеевна мрачно смотрит на кедр у памятника: «Дерево болело, как бы ему корни не повредили. Виктор уж очень эти кедры любил…» Вторая сестра, Галина Николаевна, дипломатичнее: «Конечно, Овсянку необходимо было привести в порядок. И Виктору Петровичу нравилось, как в Тарханах у Лермонтова все устроено, как в Ясной Поляне…» А в доме все по-прежнему, но есть и новая маленькая радость. Взяли черного котенка Ваську, чтобы первым переступил порог перестроенного бабушкиного дома. Васька любит совать нос в писательский граненый стакан, но чаще дремлет на кровати классика.

Ночь с лучшим мужчиной

…Больно стоять в астафьевском кабинете. Сюда, в Овсянку, он когда-то позвал меня на помощь.

— Ты врач или кто? — послышалось в телефонной трубке. — Приезжай, Ленка, у меня с животом плохо. В Овсянке он стыдливо задрал майку, показал каменный живот, а еще через пару часов я стояла в больнице перед хирургом.

— Похоже, опухоль, отсюда и непроходимость. Если до утра все будет по-прежнему, прооперируем. Была подлая мысль: если он умрет на столе, ты, Семенова, век не отмоешься. И была ночь в тесном отделении — на 38 комнаток всего одна уборная. Спасибо, Петровичу дали маленькую отдельную палату. И была его боль, и слезящийся раненый глаз. И было жаль не просто писателя Астафьева, а вот этого старого веселого солдата… А утром я бежала через больничный парк, размазывая сопли по щекам — от счастья. Потому что справились мы с Петровичем. На работе (даже переодеться не успела) коллеги обалдели: «Ты откуда такая расписная?» Я ответила: «Провела ночь с лучшим мужчиной России!» И это правда.

Женщины Астафьева

Их было много — любящих, преданных, молодых и не очень. Сам Петрович удивлялся: «Какой же я бабник? Я всегда перед вашей сестрой робел…» А женщины на полном серьезе считают Петровича колдуном.

— Приснился сон: Виктор Петрович читал мне стихи — красивые, чувственные, — рассказывает N. — Не выдержала — призналась Астафьеву, а он странно так посмотрел, спросил: «Какие стихи — вот эти?» — и прочел несколько строк из моего сна. Говорю: так не бывает! «Бывает!» — возразил Астафьев. Женщины обожали писателя, но еще больше он их любил: за рано погибшую маму, за умерших сестренок, за первую военную страсть — девушку из Краснодара… Можно понять Марию Семеновну, прожившую с Петровичем больше полувека. Можно понять ее ревность, но, увы, в последний год жизни не дала жена Петровичу попрощаться со многими милыми ему людьми и с родной деревней. А без Овсянки он погибал. Мистическое совпадение, кстати: Мария Семеновна родилась в один день с толстовской Софьей Андреевной — 22 августа… 84-летнюю вдову опекают красноярцы: мэр обеспечил бесплатное медобслуживание, лекарства, оплату коммунальных услуг и телефона в двух квартирах, где Мария Семеновна проживает. Из астафьевского фонда ежемесячно платят 10 тысяч рублей, плюс пенсия и гонорары за переиздание книг Виктора Петровича… Благодаря этой помощи живут и внуки Астафьева — Виктор и Полина. Еще один внук Женя — студент-химик, учится в Москве. Виктор Петрович им гордился, все удивлялся: откуда способности к трудной науке?

— Это мой юбилей! — говорит сегодня вдова Астафьева. Конечно. Но это и юбилей всех, кто любил Петровича.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Астафьев Виктор Петрович родился 1 мая 1924 года в селе Овсянка Красноярского края. В 42-м ушел на фронт. После войны жил на Урале, где в газете «Чусовский рабочий» и был напечатан его первый рассказ. Самые известные произведения: «Стародуб», «Кража», «Последний поклон», «Пастух и пастушка», «Царь-рыба», «Печальный детектив», «Зрячий посох». Автор сценариев к фильмам «Дважды рожденный», «Звездопад» и др. Герой Социалистического Труда, награжден орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов. Ушел из жизни в 2001 году.

КСТАТИ

Сколько стоит этот деревенский «Лас-Вегас»?

Мемориальный комплекс в Овсянке строится за счет личных средств губернатора Красноярского края. Александр Хлопонин уже вложил в деревню около $1 миллиона. Впереди еще строительство Aстафьевского центра, в котором предполагается вести научную и просветительскую работу с наследием писателя.

БАЙКИ ОТ АСТАФЬЕВА

Об Окуджаве

В Египте делегацию писателей повели в пирамиду, а нас с Окуджавой не пустили: у меня и у Булата легкие раненые, вот и просидели на лавочке. Спрашиваешь, какой он, Окуджава? Очень приятный человек, тонкий, интеллигентный… Матерился, как английский лорд.

О Шукшине

У Васи особенность была — впадал в смертную тоску без причины. Пьем однажды с мужиками, Вася лежит, отвернувшись к стене, в дырявых носках — баба-то плохо за ним следила. Ну, понятно, водка, разговоры нехорошие… Кто-то Шукшину кричит: «Вася, чего ты? Поговори с нами!» Шукшин в ответ: «Чего с вами говорить, вы все одно и то же — про баб…» А потом вдруг тоненько пропел: «Ох, и пере…б я этого народу!» И заплакал.

Петя и Горбачев

Был у меня на фронте лучший друг — Петро, алтайский хохол. Здоровый такой, чистый парень — сплеча рубил. На 70-летие я его позвал в Красноярск. Марья Семеновна против была — она Петин характер знала, да и Горбачев с Раисой Максимовной приглашены… И вот гляжу, выпил мой дружок, ходит среди гостей… Хлоп президента по плечу и говорит:

— Мужик, тоби меду нада?

— Да, мы с Раисой Максимовной мед любим — к чаю, — отвечает Михаил Сергеевич.

— Який чай! — сердится Петя. — Ты где живешь?

— В Москве, — теряется тот.

— Давай адрес, я тоби цилу флягу меду пришлю. Не бойся — почти задарма!

Я оттаскиваю его, шепчу: «Петро, это же Горбачев!»

— Який Горбачев?

— Тот самый, президент!

— Брешешь! — пригляделся. — Ой, правда! А я думаю — на кого цей мужик схожий?

ДОСЛОВНО

«Я надеюсь, разоренные души прозреют»

Из бесед Астафьева с сибирской интеллигенцией.

Прежде чем думать о борьбе за все человечество, давайте лучше поборемся за самих себя, за наших детей. А чтобы не было «мучительно больно», работать надо, как работали крестьяне — за все отвечать во дворе, в доме, за детей, за печку, за дрова, за скотину… Будут ли наши дети жить лучше нас, счастливее нас? Если бы я думал иначе, то давно бы умер, и руки бы на себя не накладывал, а просто умер от безысходности — я человек, настроенный оптимистически, привык смотреть вперед. Трудно, конечно, будет нашим ребятишкам, но они должны выдюжить, должны сделать сами себя. Мы оставляем им очень плохое наследство: разоренную землю, разоренные души, запутанный ум; через горе, через утраты, через большие потери, я надеюсь, они прозреют, только надо приучать их к труду: садить, а не рубить, подбирать, а не бросать — с этой малости начнут, тогда есть надежда. Потенциальное могущество нация еще сохранила, оно не может пропасть в такой прекрасной стране.

Подготовил Андрей СОТНИКОВ. Томск, Красноярск

Две наследницы

Только после смерти писателя стало известно, что в Вологде живет его внебрачная дочь — 29-летняя Анастасия Астафьева. О том, кто ее отец, Ася узнала лет в 11, а когда повзрослела, взяла его фамилию. В 21 год прислала Виктору Петровичу первое письмо. В 97-м гостила в Овсянке, привезла свои повести, статьи. Астафьев прочел и выразился кратко: «Обречена». Еще бы — на Асю гены давят с обеих сторон, у нее еще и мама журналистка. По стопам отца она окончила Высшие литературные курсы, поет, любит природу и ненавидит войну. Как-то в интервью Ася сказала: «Я знаю, что никогда не буду писать, как Виктор Петрович, да и не стремлюсь к этому. У меня своя судьба». Конечно, Ася Астафьева прилетала на похороны великого отца… Но мало кто знает, что в черной толпе, идущей за гробом, была еще одна девочка — тогда старшеклассница, сейчас 20-летняя студентка красноярского вуза. Последняя, поздняя дочь Виктора Петровича пугающе похожа на его погибшую маму Лиду. «Это не наш — Божий ребенок!» — сказал Астафьев ее матери. Вита не может говорить об отце, отводит в сторону глаза — светлые, как енисейская вода. Она понимает, но не принимает причин, по которым папа не осмелился рассказать о ней миру, почему он ограничивался материальной помощью — квартира, дача, деньги, — еще редкими визитами и звонками по телефону.

— Мы так и не поговорили. К сожалению… В детстве, когда болела, она просила маму: «Почитай «Царь-рыбу». А отец объяснил в письмах, почему боится сблизиться с ней: «Я и к чужим детям привязываюсь, а тут родная… Это будет катастрофа. Для меня — Бог с ним, главное, для всех мне близких людей…» Он думал о ней — до самой смерти думал и очень жалел. И маме ее написал: «Тебе следует любить и жалеть девочку за двоих…» И нам ли судить русского писателя за то, что он оставил нам в наследство не только слово, но и саму жизнь — своих детей…

Елена СЕМЕНОВА. («КП» — Красноярск»)

Звонок писателю Белову

Мы позвонили в Вологду писателю Василию Ивановичу БЕЛОВУ:

— Василий Иванович, вы же дружили с Астафьевым?

— Лучше, чем я, его никто не знал. Но вы же знаете, что потом мы разошлись.

— Во взглядах?

— Ну да. Дурить он начал.

— Через два года после смерти Астафьева в его родную деревню Овсянка губернатор Хлопонин миллион долларов вложил…

— Ну и хорошо. Пусть вкладывает. А почему нет?

— Сейчас говорят, что у Виктора Петровича еще были дети на стороне?

— Аську вы имеете в виду?! Да, девку он хорошую сделал. Талантливая она. Стихи пишет. Астафьев ей с Литинститутом помогал.

— А мать Анастасии вы знали?

— Знал. Журналистка она… Но больше ничего не скажу.

Звонила Светлана ХРУСТАЛЕВА

Оригинал статьи