17.04.2017
Михаил Голденков известный белорусский писатель, автор многих исторических бестселлеров, изданных как в Беларуси, так и в России («Эксмо»). Резидент Вентспилского дома писателя и переводчика в 2012 году.
— Ты приехал в Вентспилс: отдыхать или работать — писать что-то?
— Все вместе. Давно никуда далеко не ездил, хотя очень любил и ездил по свету постоянно. Благодаря, наверное, этому и стал писателем. Здесь в Вентспилсе хочу доработать свой художественный роман «Пан Кмитич» (роман о войне Московии с Великим княжеством Литовским 1654 — 1667 годо), где много места посвящено и делам в Прибалтике. И уж где как не в Латвии писать про Латвию! Тем более, что эта страна необычайно красивая, где все дышит стариной, той эпохой, о которой мой роман. Он вышел в четырех книгах, но будет переиздание под одной обложкой, и вот я его и готовлю.
— Ты автор многих бестселлеров. изданных в России, в Беларуси. Близко тебе такое понятие, как «бремя популярности?» Вообще на литературной карте Беларуси насколько ярко светит звезда под названием «Михаил Голденков»?
— Честно сказать, популярность вещь не очень осязаемая. Порой удивляюсь, если меня узнают, и кажется, что привыкнуть должен, но продолжаю удивляться или там, читали, к примеру. Обычно меня все еще помнят по книге «Осторожно, хот-дог», которая лично для меня уже вчерашний день.
— Ты зарабатываешь на своих книгах?
— Да, иногда даже хватает на жизнь, но это когда книги выходят более менее регулярно, что зависит, конечно, от издательства, и когда часто их переиздают. Но вот когда сидишь и пишешь, то за это, конечно, никто уже не заплатит, и приходится как говорится, подрабатывать.
— Твои книги издают минские издательства, а также такой гигант как «Эксмо». С кем тебе приятнее работать? И есть ли различия в работе белорусских и московских издательств?
— Приятней со своими, ибо они ближе и исправней работают. ЭКСМО как-то фривольно относится к так называемым переферийным авторам. Мне это неуважение не нравится. Беларуские же издатели более дисциплинированные, что ли. Тем более, что многие книги на русском идут и на Россию.
— Сфера твоих интересов история и языки: кто ты в большей степени: лингвист или историк?
— Это очень все близко. Как лингвист я предположил, что Пруссия — это онемеченный вариант термина Порусье, т.е. страны идущей вдоль Руси, только не киевской, а более древней Полабской, которая на Пруссии и заканчивалась. Позже историки эту мою версию подтвердили. То есть язык он не только до Киева, но и до Кенигсберга доведет, которому уже давно пора вернуть его оригинальное название Королевец или по-прусско-балтски Крулевец.
— У тебя есть своя историческая концепция? Если можно, изложи в двух словах. Что для тебя история?
— Докапываться до правды, до сути — вот моя концепция. Люблю гармонию, а фальсификация истории в годы СССР да и при царе эту гармонию нарушили. Стараюсь ее воссоздать, тем более, что от этой дисгармонии более всего пострадал народ беларусов: у них «старший брат» зачем-то не по-братски отнял старую столицу Вильню, передав соседям, отнял еще раньше Смоленск и позже Белосток, зачем-то поменял название всей нации с литвинов на белорусов... То есть земля Беларусь — сплошное поле царско-советских экспериментов, и я поражаюсь как это еще сохранился язык, как еще умудрились появиться такие писатели как Василь Быков, Владимир Короткевич. Ирландцы, к примеру, при куда как меньшем давлении соседа вообще язык забыли! Поэтому я, как представитель русского народа тоже в долгу перед страной в которой живу. Надо как-то реанимировать побитое и полуживое самосознание беларусов, расстерявших до 40 процентов своей территорои, своего народа.
— Ты белорусский государственник? Какова твоя политическая позиция?
— Я скорее всего гражданин мира. Никакой на фиг не государственник. Государство всегда подавляет человека. Я просто заступаюсь за слабого, когда вижу, что его бьют. У меня нет политической позиции, у меня просто человеческая позиция. Когда я вижу дыру в днище корабля, я ее хочу быстро заделать. Миссия писателя просветительская, он должен первым бросаться на амбразуру.
— Говоря с белорусским писателем, сложно не затронуть политику: Лукашенко, белорусское КГБ — как у тебя с этим: конфликт или общая любовь и понимание?
— КГБ и правитель — это есть в любой стране. С этим надо и нужно жить. У меня с этим ни плохо, ни хорошо. Это как погода. Она есть и все. Но есть и культура. Она может жить без всяких там КГБ и с КГБ тоже. Ведь была высшая культура в СССР — кино, литература, но ведь и КГБ был при этом! И наши беларусские классики Короткевич и Быков писали свои шедевры при существовании КГБ. Им же не мешало это. Мне вообще кажется, что сдерживающий фактор в политике хорошо сказался на культуре. То есть нельзя говорить, что что-то полностью плохо, а что-то полностью хорошо. Плохо то, что нынешний флаг Беларуси был сочинен в 1953 году компартией. Вот это в самом деле плохо: исторический бело-красно-белый флаг, отданный на откуп оппозиции, заменили советским, хотя СССР уже давно не существует. Вот тут можно и нужно спорить. Родной язык — русский, хотя знаю и беларускую мову, но не считаю, что настолько, что могу писать на ней. Знаю куда как лучше английский.
— Чем английский? Недоумение... Ты же автор многих книг по американскому сленгу, жил в Америке... Зная сленг ты сомневаешься в своем английском?
— Конечно сомневаюсь. Самоувереность признак дураков. Я даже так скажу, что гораздо хуже знаю английский, чем когда жил в Америке.
— Ощущение, что ты скучаешь по СССР. Есть такое?
— Нет, я же говорю, нет ничкго абсолютно плохого и абсолютно хорошего. В СССР у меня было счастливое дество, но опять-таки я его себе создавал сам, сам с братом придумывал игры, делать из распиленных лыжных палок дуболомов, лепил из пластелина и даже отливал из олова индейцев и ковбоев. Жить интересно можно всегда. Скучать по СССР можно в плане лично индиивдуального собственного детства, отрочества. юности и прочей половой зрелости. но как можно скучать по империи на штыках? Вспомни всю ту политическую дурь, что там была, а вот кино было классное, и книги интересные были. Сейчас нет СССР, но и кина нет. Херня полная! Зато все актеры — звезды, звездули, точнее. А таланта ни на грош!
— Как ты в принципе относишься к империям, каковой без сомнения был СССР и пожалуй сейчас остается Россия? Имеют империи право на существование?
— Империи имеют право на распад, что постоянно и происходит. Россию, которая уж как-то рьяно пытается вновь подмять под себя и Украину, и Беларусь, это, увы, тоже ждет. Уже сейчас в России всего-лишь 40 процентов православных людей, из которых лишь 1,4 процента посещают церковь. Ну а сращивание по старой «доброй» традиции православия с властью лишь этот развал усугубляет.
— Сам ты кто по вероисповеданию?
— Я христианин. И все на этом.
— Вернемся к истории. К твоей личной истории. Ты родился под Харьковым, жил в ГДР, в Томске (земляк практически). Кем ты себя ощущаешь? Какой язык тебе родной и сколько вообще языков ты знаешь?
— Томск для меня родной город. Минск для меня родной город. Беларусь — моя страна, но и к России я неровно дышу (кроме национальной сборной по футболу). Мне хочется, чтобы у нас все как-то выровнилось. И это произойдет, когда россияне перестанут смотреть на мои книги, как на наезды на великую Россию. Критичность к самим себе нас спасет. Но отрицание критики погубит Россию. Уже губит.
— Можешь себя определить по профессии: кто ты — журналист, писатель, может быть переводчик?
— Я могу сказать кем я могу работать: писателем, переводчиком, журналистом, и даже редактором. Хотя правильней меня назвать исследователем. Писатель — он ведь исследователь. Должен быть таковым. Мой кумир Владимир Короткевич очень хорошо знал историю Беларуси, даже слишком хорошо для цензуры советской эпохи. Значит, он был хорошим исследователем. А как иначе? Вот Алексей Толстой писал свой роман о Петре Первом на заказ, сталинский заказ. Писал то, что Сталин хотел, создавал мифы. Это пример того, как хороший писатель не есть хороший исследователь, а точнее, просто продался режиму.
— Есть у тебя внутренняя редактура: что-то можно сказать, что-то нельзя?
— Конечно! У любого автора должна быть саморедактура. я не могу к примеру ругнуться матом. Шучу, конечно. Хотя, наверное.
— Чем плох мат? Разве эти слова не принадлежат языку?
— Русскому нет. Это угорский язык, который встрял в русский, когда угорцы русифицировались.
— Забавно. Видимо мы сейчас изъясняемся на угорском, особенно в экстремальных случаях. Поговори еще о писателях: что происходит в этой сфере в Беларуси, что с союзами, насколько вообще писатель значим для вашей страны?
— Такой как я — очень значим. Ха-ха-ха! В Беларуси идет процесс возвращения утерянного. Писатели этим и должны заниматься. Есть к счастью и такие поэты как Змитер Вишнев, которые пишут постмодерн в европейском стиле. Есть такие как Вадим Деружинский, пишущие об утерянной истории. Есть такие как Данилов, вспоминающие правду о Западной Беларуси и о том, как это объединение происходило в 1939 году. Вот такие писатели значимы для страны. Значимы те, кто несет информацию, необходимую любой нации, т.е. возвращают память и гонор культуры.
— Для культуры важен гонор? Информация? Разве писательство не художественное творчество в основном?
— Это зависит от состояния культуры в отдельно взятой стране. Если бы я жил в России, то делал бы тоже, ибо и там нет правдивой истории, а все сплошь одни мифы. Лично я делаю работу за молчаливых историков. Если бы они писали все, что положено, то я бы сосредоточился на других целях. Я это и делал раньше. Мой первый художественный роман «Гуано жар-птицы» был юмористическим. Но исторический роман это по любому здорово. Он должен быть, особенно, когда это касается забытых либо фальсифицированных исторических событий.
— В твоей истории есть вымысел? Ты что-то привносишь в историю от себя?
— Как же без вымысла! Но фон, обстоятельства должны точно передавать время и суть событий. Этот как у Дюма, с которым меня часто в Беларуси сравнивают, каркас исторический, а плащ на нем плод сочинения. Иначе никак.
— Можешь накидать просто по личностям — кто переоценен, недооценен: Петр, Александр Первый, Богдан Хмельницкий? Кто чего стоил по твоему?
— Петр переоценен явно. Он был человеком ордынским — захватчиком. Как правильно про него говорил Лев Толстой — сатанинский зверь. Он у Запада взял лишь то, что нужно было для войны. Он не взял у Запада его гуманитарные достижения и толерантность. Брить бороды у подчиненных — ума не надо. Хмельницкого трудно оценить. Он вообще был не тем, что о нем известно. Он натравил невольно на беларусов армию Алексея Михайловича, из-за чего моя страна потеряла половину населения, но затем сам разорвал унию с Москвой через два года после заключения Переяславской рады. Хмельницкий воевал не за Украину, как многие считают, а против Вишневецкого, украинского магната, который не желал возвращать Хмельницкому хутор за первоначальную цену. Александр Первый... Он, будучи с 1807 года союзником Наполеона, готовил оккупацию Варшавского Герцогства, той части Польши, которой Наполеон дал независимость. Тем сам он втащил Бонапарта в Россию. Дурак. иначе и не скажешь.
— Я люблю всякие рейтинги: будь добр, назови пятерку самых значимых для тебя историков — оказавших на тебя влияние. И десятку твоих любимых писателей... Входишь ли ты сам в какие-то рейтинговые списки, наиболее популярных писателей Беларуси например?
— Я к рейтингам отношусь философски. Кто составляет, тот и правит. Я не знаю своего рейтинга, как и не очень мне интересно, кто куда меня ставит. Десятка писателей? Как-то трудно впихнуть в десятку к примеру двадцать любимых писателей. Толстой, может быть, Шекспир, советский сказочник Волков, Василь Быков, Владимир Короткевич, Оскар Уайльд, из современных Стивен Кинг, одно время нравился Мураками, но надоел. Люблю также прозу Пушкина, как и стихи, Достоевский чуть-чуть. Историков меньше. Английский историк Норман Дэвис у меня на первом месте. Он даже умудрился изучить историю Беларуси и высказать свое «фу» летувинским историкам, мол, историческая Литва это не вы, а Беларусь. Молодец мужик. Ермолович и Саганович — это беларуские историки. Еще два современных беларуских автора: Анатолий Тарас и Вадим Деружинский. Пожалуй все, остальные лишь врали.
гг. Красноярск — Вентспилс 2012
Нечаев Антон